Тапёры – голоса немого кино

Мы уже не можем представить кино без музыки, её отсутствие может вызвать сильное ощущение дискомфорта. Неуютно чувствовали себя и зрители первых фильмов – согласитесь, смотреть кино в гробовой тишине достаточно странно. Потому показ фильмов очень скоро начали сопровождать живой музыкой. Её мог играть оркестр или органист, но чаще всего это был тапёр, играющий на фортепиано. Именно с ним прочно ассоциируется немое кино.

Название происходит от французского слова «taper», что означает «хлопать» или «стучать». Многие тапёры действительно просто стучали по клавишам. Впрочем, в этой профессии были и свои виртуозы. Например, композиторы Дмитрий Шостакович и Джордж Баланчин, в юности подрабатывавшие тапёрами, вряд ли просто бренчали по пианино.

Считается, что профессия тапёра зародилась благодаря предприимчивому хозяину кинотеатра, который нанял пианиста для аккомпанемента кино. Есть и другая версия: поначалу музыканты просто заглушали треск плёнки в киноаппарате – или шум улицы, потому что многие первые кинотеатры были простыми передвижными шатрами.

Так или иначе, быстро зародилась новая индустрия, а в кинотеатры потянулись желающие стать тапёрами (среди них, кстати, было много женщин). Ведь они были в определённой степени свободны, могли не просто импровизировать, а играть то, что им хочется. Главное – чтобы музыка подходила к фильму.

Впрочем, так считали романтично настроенные личности. Опытные тапёры были уверены в том, что постоянная необходимость день напролёт играть одну композицию за другой не даёт проявить себя и вовсе убивает интерес к настоящей музыке. Такая работа – именно работа, а не творчество, – говорили профессионалы, подходит тем, кто ещё только учится и не выработал свою манеру игры.

Тем не менее, от тапёров определённо требовалось мастерство. Ведь им приходилось, играя мелодию, следить за фильмом и быстро реагировать на малейшую перемену в настроении повествования. А в первые годы, когда техника была ещё несовершенной, кинолента часто «зависала» или ускорялась, и тогда музыканты должны были переключиться ещё быстрее, чтобы не вызвать недовольство зрителей.

Для тапёров открывались даже специальные школы и агентства. Правда, подобные школы, как правило, отправляли энтузиастов в кинотеатры, которые платили совсем мало. Здесь была своя конкуренция, и нередко пианисты стремились скорее показать своё мастерство и впечатлить владельцев кинотеатров, нежели аккомпанировать происходящему на экране.

Никаких стандартов музыки для фильмов не было. Поначалу тапёры опирались на водевили, музыкальные комедии и популярные песни. Нередко для аккомпанемента выбирали уже существующие композиции, но чаще всё же на ходу придумывали свои собственные (и, к сожалению, редко их записывали).

Вскоре тапёры почти перестали использовать уже существующую музыку. Исключение составляли только популярные мелодии и песни – их использовали в рекламных целях. Иногда песни писали специально для фильма – они звучали в романтической или кульминационной сцене. Эти песни затем выпускали на пластинках – тоже для рекламы.

Тапёр должен был уметь играть любую музыку. Марш требовался для новостей, фокстрот или водевиль – для комедии, отрывки из оперы, интермеццо и увертюры – для драмы, вальсы – для мелодрамы.

Как правило, тапёры импровизировали, а вот для оркестров музыку писали заранее. Впрочем, в 1910-х специально для пианистов начали выпускать сборники композиций, подходящих для разных жанров или сцен. Например, погоня сопровождалась быстрой музыкой, имитирующей стук копыт или сердца, а шторм в море – «Бурным вечером на берегу» из «Пер Гюнта».

Со временем киностудии начали выпускать сборники, предназначенные для конкретных лент. Обычно в таких сборниках над нотами для определённого момента указывались титры из фильма. Тапёр должен был следить за происходящим на экране. Как только появлялись указанные титры, он переходил к новой мелодии, подходящей для сцены. Подобные сборники просуществовали до 1931 года, когда звуковое кино окончательно победило немое.

Один сеанс состоял из нескольких фильмов разной длины и новостных роликов, которые назывались «Gazette». За одну такую программу музыкантам приходилось играть по 30-50 композиций.

Нередко аккомпанировать приходилось, не зная, о чём фильм. В основном тапёры готовили пару первых аккордов и уже отталкивались от них, следя за повествованием. Одновременно они продумывали мотивы и темы для персонажей и событий, на которые затем опирались в дальнейшем.

Но бывало и так, что один и тот же фильм тапёры «озвучивали» по-разному, что, несомненно, меняло восприятие происходящего. Потому некоторые режиссёры, особенно авангардисты, даже вовсе запрещали тапёрам играть. Они считали, что немое кино нужно смотреть в тишине, и никак иначе.

А затем пришло звуковое кино, и профессия тапёра, просуществовавшая чуть больше тридцати лет, стала исчезать. Ещё до появления звука некоторые кинотеатры начали использовать граммофоны, патефоны и даже автоматические пианино вместо живых музыкантов, а к тридцатым годам надобность в тапёрах и вовсе отпала. Разве что кое-где пианисты ещё продолжали наигрывать мелодии во время показа новостей.

Но в последние годы ремесло тапёра стало возрождаться. По всему миру всё чаще устраивают показы немого кино в сопровождении оркестра или фортепиано. В Москве недавно даже открылся «Тапёрский клуб». Некоторые из современных тапёров, следуя традиции, импровизируют, но теперь у их коллег есть целые библиотеки подходящих мелодий.

В наше время тапёры подходят к делу, пожалуй, более ответственно, чем сто лет назад. Они буквально изучают фильм – смотрят его как зрители, затем встают на место режиссёра и сценариста, чтобы лучше всего передать происходящее на экране. Но главное – эти энтузиасты стремятся не просто аккомпанировать фильму, а передать свою любовь к старому кинозрителям, погрузить их в атмосферу вековой давности – и, кажется, у них это неплохо получается.

Мария Баратели